Иван Сергеевич Аксаков

Аксаков Иван Сергеевич (26.09[08.10].1823—27.01 [08.02].1886), мыслитель и публицист, один из признанных вождей славянофильства.

Родился в с. Надёжино (Куроедово тож) Белебеевского у. Оренбургской губ. Отец – известный писатель С. Т. Аксаков, мать – дочь суворовского генерала Ольга Семеновна, урожд. Заплатина. Брат К. С. Аксаков был одним из основателей славянофильства как идеологического течения. Род Аксаковых (в старину Оксаковы) был одним из самых древних аристократических родов России. Родоначальником считался варяг Симон, племянник норвежского короля Гакона Слепого, прибывшего в Киев в 1027. В отличие от вымышленных «немецких» или «золотоордынских» предков большинства русских аристократических семей, Симон был реальным историческим лицом, построившим в Киево-Печерской лавре Успенскую церковь, где он и был похоронен. Его сын Юрий Симонович был боярином у князя Киевского Всеволода, отца Владимира Мономаха. И в дальнейшем потомки Симона, один из которых получил прозвище Оксак, ставшее родовым именем, верой и правдой служили русским монархам. Из этого рода вышел ряд воевод, стряпчих, стольников и деятелей Церкви.

Иван Аксаков детские годы провел в деревне среди простого народа. В 1827 семья Аксаковых переехала в Москву, и с этого времени гостеприимный дом старшего Аксакова стал одним из тех мест, где собирались друзья семьи, к числу которых можно отнести Н. В. Гоголя, актеров столичных театров и др. деятелей культуры. Иван Аксаков, однако, юношеские годы провел в Петербурге, в Училище правоведения, готовящем элиту гражданского управления страны. Окончив курс в 1842, после 4 лет напряженной учебы, поступил на службу в московский департамент Сената. Впрочем, служба здесь продолжалась недолго, Аксаков попросил перевести его в провинцию. Несколько лет он прослужил в Калужской, затем в Астраханской судебных палатах. Негативные впечатления и воспоминания о дореформенном суде остались у него на всю жизнь. Видя, по собственным словам, «кругом царящее зло», он навсегда ушел из судебной службы, став чиновником по особым поручениям в Министерстве внутренних дел, в ведении которого было управление всеми инославными конфессиями России, включая русских старообрядцев. По делам службы Аксаков объехал всю Россию, ездил в Бессарабию по вопросам раскола, затем посетил Ярославскую губ. с целью ревизии городского управления, а также изучения секты бегунов. О бегунах, получивших большое распространение в губернии, Аксаков впоследствии написал специальное историко-этнографическое исследование, не потерявшее значение и до сего дня.

В целом на службе Аксаков зарекомендовал себя работоспособным идеалистом. Он не отбывал повинность, а действительно трудился с душой по 16—18 час. в сутки, видя в этом долг перед страной и народом. В марте 1849 Аксакова арестовали и поместили в Петропавловскую крепость. Поводом послужило перехваченное («перлюстрированное») письмо брата Григория, который высказывал надежду, что разразившаяся в Австрийской империи революция приведет к превращению Австрии в славянское государство. Объясняя свои взгляды в специальной записке, которую внимательно читал Николай I, оставивший своей рукой пометки в тексте, Аксаков отвечал, что «не является панславистом и что гораздо более всех славян его интересует Русь». Этот ответ удовлетворил Третье отделение, и Аксаков был выпущен на свободу. Первый конфликт с космополитичным «европейским» петербургским чиновничеством не смутил его. В 1851 Аксаков, отличавшийся подобно своим родственникам поэтическим даром, написал поэму «Бродяга» о беглом крепостном. Узнав, что его подчиненный сочинил произведение «предосудительного характера», министр внутренних дел Л. Перовский (отец террористки С. Перовской) потребовал объяснений. Разгневанный таким отношением, Аксаков подал в отставку. На этом неприятности с «Бродягой» не закончились. Отрывки из поэмы были помещены в «Московском сборнике» 1852.

Главное управление цензуры увидело в поэме чуть ли не революционную пропаганду и сочло, что поэма может «неблагоприятно действовать на читателей низшего класса». В результате «Московский сборник» был запрещен, Аксаков сослан под надзор полиции и лишен права представлять свои произведения на рассмотрение цензуры, что фактически означало запрет на литературную деятельность. Хотя первые столкновения с российской действительностью были для Аксакова печальны, но он не озлобился на страну, не стал ни равнодушным обывателем, ни революционером. В 1853 Аксаков по поручению Русского Географического общества совершил поездку на Украину с узконаучной целью – исследовать ярмарочную торговлю в Малороссии. Но Аксаков отнесся к поручению географов с большим энтузиазмом, ведь можно было с головой окунуться в народный быт и изучить жизнь основы основ России – простого народа совсем не так, как наблюдали из окон своих поместий «дворяне-народолюбцы». Результатом поездки стала книга «Исследование о торговле на украинских ярмарках», справедливо считающаяся одним из первых социологических исследований в России. Вскоре началась Крымская война, и Аксаков вступил в ополчение. Правда, понюхать пороху ему не пришлось, т. к. его часть стояла в тылу. Но и здесь Аксаков сумел проявить свою честность и принципиальность. Он смело разоблачал казнокрадство, процветавшее в тылу, в котором были замешаны многие важные персоны, в т. ч. и непосредственный командир ополчения, где служил Аксаков.

С 1856 славянофилы начали издавать ежеквартальный журнал «Русская беседа», издателем которого был А. И. Кошелев, а редактировали его Т. И. Филиппов, П. И. Бартенев и др. Аксаков принял самое активное участие в деятельности журнала и в авг. 1858 фактически стал его редактором. Тираж «Русской беседы» удвоился, за 1859 вышло уже 6 номеров вместо привычных 4 годовых. Однако Аксакова не устраивал чисто литературно-художественный характер журнала, не имевшего политического отдела и к тому же издававшегося с интервалом в несколько месяцев. Правда, еще с апр. 1857 Константин Аксаков стал редактором еженедельной газеты «Молва», в которую пригласил брата, собираясь передать ему редактирование. Однако как только Аксаков представил в цензуру материалы для № 37 (первого, который редактировал сам), то цензура запретила половину планируемых в номер статей. В таких условиях он отказался редактировать «Молву». После долгих хлопот Аксаков добился права на издание в 1859 еженедельной газеты «Парус».

О программе своей газеты он объявил прямо: «Наше знамя – РУССКАЯ НАРОДНОСТЬ. Народность вообще – как символ самостоятельности и духовной свободы, свободы жизни и развития, как символ права, до сих пор попираемого теми же самыми, которые стоят и ратуют за права личности, не возводя своих понятий до сознания личности народной. Народность русская как залог новых начал, полнейшего жизненного выражения, общечеловеческой истины». Однако вышло лишь два номера «Паруса» – 3 и 10 янв. 1859. Гнев цензуры вызвала помещенная во втором номере статья М. П. Погодина о внешней политике, критикующая русских дипломатов за то, что они служат Европе, а не России. За подобные высказывания, а также за открытие не утвержденного официально славянского отдела «Парус» был закрыт. Следует заметить, что имп. Александр II старательно читал большинство русских журналов, включая даже издававшийся за границей «Колокол» Герцена, следил за важнейшими газетами, но не считал своим царским делом вмешательство в дела цензуры и редакций. Именно этим объясняется парадоксальный факт постоянных столкновений с цензурой у монархически настроенных издателей. Зато бюрократическое средостение между царем и народом видело в славянофилах своих врагов, ведь славянофилы требовали национальной политики, а оторванным от почвы бюрократам куда ближе были интересы Европы.

Аксаков после закрытия «Паруса» вынужден был прекратить и выпуск «Русской беседы», но сдаваться этот опытный боец не собирался. В 1861 он стал редактировать еженедельную газету «День», которую задумал как общеславянскую газету, пригласив к сотрудничеству многих русских и славянских публицистов. Обращение к общеславянской проблематике было не случайно. После отмены крепостного права взоры русских людей невольно обратились к угнетенным славянским народам. О программе «Дня» в первом номере за 1861 Аксаков объявил в присущих ему конкретных словах: «Освободить из-под материального и духовного гнета народы славянские и даровать им дар самостоятельного духовного и, пожалуй, политического бытия под сению крыл могущественного русского орла – вот историческое призвание, нравственное право и обязанность России». На страницах «Дня» Аксаков помещал переводы славянских писателей, материалы исторического и этнографического характера.

Впрочем, отечественная проблематика по-прежнему имела первенствующее место в газете. Аксаков резко критиковал нигилистов. Однако он не ограничился критикой, а попытался установить причины этого феномена. Главной из них Аксаков считал не национальную, скопированную с западных образцов систему просвещения, а также секуляризацию русского общества. Особую тревогу вызывало у Аксакова положение духовенства, поставленного в тяжелое и унизительное положение. Аксаков выступал с программой изменения в положении Церкви, причем не только в административном и хозяйственном плане. Так, он высказал любопытное предложение о том, чтобы все семинаристы перед получением прихода 2 года поработали сельскими учителями.

Подобная мера, предвосхищающая советскую практику распределения выпускников вузов, по мысли Аксакова, способствовала бы как борьбе с неграмотностью, так и дала бы определенные практические навыки будущим священнослужителям. Цензура не оставляла «День» в покое. В 1862 Аксаков был на протяжении 5 мес. отстранен от редактирования. Впрочем, особую боль причиняла ему не цензура, а события, подрывающие славянское единство – начавшееся в янв. 1863 польское восстание. Братоубийство славян вызвало у Аксакова смятение чувств, но он быстро и твердо стал на защиту русского дела. Более того, даже сделал точный политический ход, предоставив страницы «Дня» противной стороне. Некий поляк Грабовский написал статью о праве Польши на Литву и Украину. Наглый и высокомерный тон Грабовского произвел отрезвляющее впечатление на многих русских людей, которые первоначально сочувствовали мятежникам, будучи введенными в заблуждение польской демагогией о «нашей и вашей свободе». Однако единственными, кто не оценил мастерства Аксакова, были петербургские цензоры, и редактору «Дня» пришлось писать объяснительные.

Цензурные придирки, приносившие Аксакову большие убытки, нападки либеральной и леворадикальной прессы при непонимании многих национально мыслящих людей, которым славянофильские идеи казались слишком умозрительными, – все это осложняло издание газеты. В к. 1865 Аксаков прекратил издание «Дня». Но это не было прекращением публицистической деятельности. В 1867—68 Аксаков издавал ежедневную газету «Москва». Он считал ее продолжением «Дня», сохранив прежнее оформление материалов. Правда, в «Москве» появились новые рубрики, отражавшие факт быстрого промышленного развития России: «экономический отдел», «торговый и денежный рынок». Впрочем, отношения неугомонного публициста с цензурой ничуть не улучшились. За год с небольшим «Москва» имела 9 цензурных предостережений и 3 раза приостанавливалась. Однако стойкий боец, Аксаков даже во время закрытия «Москвы» не терял связи с читателем. Во время одной из приостановок «Москвы» он руководил газетой «Москвич» (номинальным редактором которой числился некий П. П. Андреев). «Москвич» имел те же рубрики и полиграфическое оформление, что и «Москва», т. ч. ни для кого не было секретом направление новой газеты и имя настоящего редактора. И все-таки «Москву» закрыли за «вредное направление». Поводом к закрытию послужила критика Аксаковым антирусской политики официального Петербурга в Северо-Западном крае (Литве и Белоруссии) после ухода с должности наместника края гр. М. Н. Муравьева-Виленского. Напомним, что, усмиряя польский мятеж, генерал Муравьев провел в крае ряд реформ, усиливающих значение русского элемента, которым было тогда лишь нищее белорусское крестьянство. Муравьев увеличил за счет конфискованной у польских панов земли наделы белорусских крестьян на 24%, а их платежи понизил на 64,5%. Но после отставки Муравьева в 1865 в Белоруссии началось попятное движение. Официальный Петербург нашел общий язык с панами, и реформы Муравьева стали сводиться на нет, бывшие мятежники начали получать свои имения. Вот против этого антирусского курса и выступил в «Москве» Аксаков.

После закрытия «Москвы» Аксаков на какое-то время прекратил заниматься газетной деятельностью. Но это было вызвано не усталостью и не разочарованием в борьбе. Аксаков нашел поле деятельности, работая в Славянских комитетах, став ведущим членом Московского комитета. Эти комитеты были созданы в 1858 при активном участии Аксакова. Первоначально они имели благотворительный характер, но в 1870-х начали превращаться в организации, имеющие политическое значение. Идеологией большинства членов комитетов было славянофильство. Аксаков превратился в значительную политическую фигуру именно как неофициальный лидер комитетов. Этот надворный советник в отставке (чин 7 класса) заставил прислушиваться к себе не только петербургские бюрократические круги, но и правительственные кабинеты европейских стран. Все это стало возможным благодаря влиянию на общественное мнение как России, так и славянских народов, которое обрел Аксаков за десятилетия неустанной деятельности. Не занимавшего никакого государственного поста Аксакова считали на Западе славянским Бисмарком, способным объединить разделенное славянство в одну державу под скипетром русского царя. Это было сильное преувеличение – петербургская бюрократия по-прежнему считала Аксакова своим врагом, но признавать его влияние на общественное мнение приходилось даже ей.

Звездный и вместе с тем трагический час настал для Аксакова в период восточного кризиса 1875—78. Он начался с восстания боснийских сербов против турецкого ига, затем в апр. 1876 вспыхнуло болгарское восстание, затем началась сербо-турецкая война. Турецкие зверства над единоверцами Балкан всколыхнули русское общество. В движении солидарности с болгарами и сербами огромную роль сыграли Славянские комитеты и лично Аксаков.

Сражаясь за правое дело, русская армия одержала славные победы. 19 февр. 1878 было подписано предварительное перемирие в Сан-Стефано, по которому Турция теряла почти все свои европейские владения, на территории которых создавались независимые славянские государства. Однако сам Аксаков был неудовлетворен итогами Сан-Стефанского мира, т. к. Константинополь и проливы оставались у турок. Выступая 5 марта в Москве перед членами Славянского комитета, он заявил, что «восточный вопрос еще не порешен, Царь-Град не очищен от азиатской скверны и задача России решена еще не вполне». Одновременно он высказал опасения, что русская дипломатия готова уступить давлению западных держав. Эти опасения оказались не напрасны. Россия вынуждена была под давлением Запада согласиться на проведение международного конгресса в Берлине, на котором потерпела сокрушительное дипломатическое поражение. Не случайно говорили, что Россия выиграла войну, но проиграла мир. Когда известия о результатах Берлинского конгресса достигли Москвы, Аксаков не стал сдерживаться. 22 июня 1878 он выступил с большой речью в Московском Славянском комитете, которая прогремела на весь мир. В начале речи Аксаков вопросил, обращаясь к аудитории: «Не хоронить ли собрались мы здесь сегодня… миллионы людей, целые страны, свободу болгар, независимость сербов, хоронить русскую славу, русскую честь, русскую совесть?»

Вождь славянофилов обрушился на русских дипломатов за их согласие на расчленение освобожденной Болгарии на 3 части, из которых только одна получала относительную независимость: «Нет таких слов, чтобы заклеймить по достоинству это предательство, эту измену историческому завету, призванию и долгу России». Аксаков не без яда отзывался о тех пацифистах, которые приветствовали результаты конгресса, ссылаясь на то, что война России со всей Европой не состоялась: «Конгресс не дает мира беспечного – будет лишь вооруженный мир, самая пагубная вещь и для финансов, и для коммерции». Следует заметить, что Аксаков, имея большие связи в славянских кругах, был информирован о реальной расстановке сил в Европе не хуже, чем российские военные и дипломаты. Он доподлинно знал, что все ультиматумы западных государств в России – это блеф, реально к войне никто из западных государств не был готов, и ситуация 1854 не могла повториться. Напротив, перед угрозой революции стояла Австро-Венгрия, для которой первые же неудачи в случае действительной войны с Россией привели бы к распаду. Англия никогда не воевала, не имея сухопутного союзника, а таковым в тот момент была только уязвимая Австро-Венгрия. «Железный канцлер» Бисмарк, руководивший Германией, всегда был против войны с Россией, и тем более из-за Балкан, которые, по его словам, «не стоят костей померанского гренадера». В силу этого Германия занимала в данном кризисе примирительную позицию. Т. о., уступки российской дипломатии действительно были ничем не оправданы. Заключительную часть речи 22 июня Аксаков посвятил имп. Александру II. Аксаков говорил: «Что бы ни происходило там, на конгрессе, как бы ни распиналась русская честь, но жив и властен ее венчанный оберегатель, он же и мститель. Если в нас при одном чтении газет кровь закипает в жилах, что же должен испытывать царь России, несущий за нее ответственность перед историей? Не он ли сам назвал дело нашей войны “святым”?…

Россия не желает войны, но еще менее желает позорного мира… Долг верноподданного велит всем надеяться и верить – долг же верноподданных велит нам не безмолвствовать в эти дни беззакония и неправды, воздвигающих средостение между царем и землей, между царской мыслью и народной думой». Подобная концовка антиправительственной речи была не случайной. Аксаков прекрасно понимал, что общественное недовольство Берлинским конгрессом обратится непосредственно на царя (как в действительности и произошло) и именно поэтому не хотел, чтобы его критика промахов царских министров была использована антирусскими силами. Впечатление от речи Аксакова было огромно. Издатель журнала-газеты «Гражданин» кн. В. П. Мещерский напечатал речь в специальном прибавлении к «Гражданину», за что это издание было временно приостановлено цензурой. Сам Аксаков послал текст своей речи в Прагу, где она тотчас появилась в чешских газетах. Вскоре речь Аксакова начали обсуждать во всей Европе. Зато гнев правящих кругов в России не заставил себя ждать. Сначала был объявлен строгий выговор от московского генерал-губернатора, затем Аксаков был смещен с поста председателя Московского Славянского комитета. Наконец, сам Славянский комитет был упразднен, а Аксаков выслан из Москвы. Он жил в с. Варварино Владимирской губ., в имении своей жены А. Ф. Тютчевой. В Варварине старый неукротимый боец вел огромную переписку с русскими и зарубежными деятелями, к нему поступали потоки писем со всей России и из-за рубежа. Южные славяне и поныне не забыли роль Аксакова в деле освобождения своих народов. В Софии и Белграде есть улицы, названные именем Аксакова.

Ссылка Аксакова продолжалась недолго, и вскоре он вернулся в Москву. Осенью 1880 стал издавать газету «Русь», выходящую 2 раза в месяц. Возвращение к газетному делу было не случайным – в России рубежа 1870–80-х общественное недовольство итогами Берлинского конгресса использовали революционеры, перейдя к террору. В этих условиях мужественный голос Аксакова сыграл немалую роль в умиротворении страстей. Но для самого Аксакова разочарования не закончились. В 1882 министр внутренних дел гр. Н. П. Игнатьев под влиянием Аксакова попытался созвать Земский собор, приурочив его к коронации имп. Александра III. Однако проект Игнатьева был отклонен советником нового императора К. П. Победоносцевым. Т. о., Аксакову так и не довелось претворить в жизнь ни один из своих политических проектов, несмотря на заслуженный авторитет и влияние в России.

Сам Аксаков не считал себя теоретиком. Всю свою энергию он направлял на популяризацию славянофильского учения. Как политический деятель Аксаков сыграл значительную роль в российской и славянской жизни 1850—80-х, но положение практического политика не предполагает излишнее теоретизирование. И тем не менее Аксаков по заслугам может считаться одним из виднейших теоретиков славянофильства. Если основатели славянофильства А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков заложили философскую и культурную основу славянофильства, то Аксаков может считаться создателем его политической теории. Помимо отражения «злобы дня» Аксаков много писал в своих изданиях и об основах славянофильской доктрины, хотя по своему темпераменту Аксаков действительно не любил и не писал теоретических трактатов. Основополагающие принципы Аксакова заключали единство «земли» и «государства» при духовной власти Православной церкви. Народ («земля») должен не просто повиноваться царю (воплощающему «государство»), он должен иметь и свои права, в первую очередь право высказывать свое мнение, свои надежды и чаяния. «Силу мнения – народу, силу власти – царю!» – эту славянофильскую формулу Аксаков отстаивал всей своей деятельностью. Однако ссылкой на «народное мнение» уже в те времена все правительства оправдывали любые, даже самые антинародные поступки. Поэтому Аксаков ввел в славянофильское учение наряду с понятиями «земля» и «государство» еще и третий элемент – «общество». По его мнению, это «та среда, в которой совершается сознательная умственная деятельность известного народа, которая создается всеми духовными силами народа, разрабатывающими народное самосознание.

Другими словами, общество есть народ во втором моменте, на второй ступени своего развития, народ самосознающий». Легко заметить, что общество, по Аксакову, есть лучшая часть народа, разрабатывающая народное самосознание, и именно в этом заключается принципиальное отличие общества от т. н. «интеллигенции» (сам Аксаков всегда писал это слово в кавычках). Нигилизм был логичным концом, до которого могла дойти лишенная национальной почвы «интеллигенция». Нигилизм появился не случайно и не внезапно. Он готовился исподволь, имея своими предтечами Курбского и «тушинских перелетов». Во времена петровских реформ произошел отрыв дворянства от народа, Церковь превратилась в звено государственного бюрократического аппарата, не случайно в статье «Бюрократическое и земское государство», помещенной в № 26 «Руси», Аксаков писал о Петре I: «При всех высоких царственных качествах этого Государя дошло при нем до того, что в печатной инструкции военно-учебным заведениям сказано нечто странное для христианского общества, именно что “Государь для подданных есть верховная совесть”, чем как бы упразднялась личная совесть». Отрыв просвещенного слоя от народа и национальной веры не мог не привести к появлению прослойки антинациональной «интеллигенции». Результатом был разрыв «просвещенной публики» и народа. Изменилось также и русское государство, из земской самозащиты превратившееся в бюрократическое, абсолютистское, чуждое русскому самодержавию. Общий вывод Аксакова звучал решительно: «необходимо отрешиться как от Петровского деспотизма, так и от его законнорожденного детища – протестующего рабства, западноевропейского политического либерализма… Рано или поздно придется убедиться, что петербургскому периоду русской истории должен быть положен конец». Многие свои статьи Аксаков заканчивал призывом: «Пора домой!», понимая под домом исконную Русь. Он безоговорочно поддерживал развитие национальной промышленности и торговли. В его изданиях существовали постоянные рубрики, посвященные разным сторонам экономической жизни страны. Многие статьи Аксаков посвятил роли «материальных сил» в жизни нации. При этом он не только теоретизировал. В 1869 он стал одним из основателей Московского купеческого общества взаимного кредита, а уже в 1874 возглавил его. Честность и безупречная деловая репутация Аксакова вместе с его организаторскими способностями привели к процветанию этого банка.