Ливий Тит

Тит Ливий (Titus Livius) (59 до н. э., Патавий, ныне Падуя — 17 год, там же), римский историк, автор «Римской истории от основания города» (142 книги: сохранилось 35 — о событиях периода до 293 до н. э. и 218-168 до н. э).

Данные о жизни Тита Ливия скудны. Он родился в семье зажиточных граждан Патавии. Для понимания творчества Ливия важно, что происхождение из этого города ассоциировалось в Риме с нравственной чистотой (Плиний Мл. Письма I, 14, 6; Марциал IХ,16, 8), старинной солидарностью гражданского коллектива, с верностью традициям республиканской свободы.

Нет оснований думать, что в Патавии воспитание и образование Ливия строилось по-иному, нежели в других римских семьях того же круга: до 7 лет — домашнее воспитание под присмотром матери или раба-«педагога»; с 7 до 14 — посещение школы, где основой образования было чтение и толкование текстов классических латинских и греческих авторов, знакомство с патриотическими традициями и историческими фигурами Рима; в 14 лет совершался обряд облачения подростка в мужскую тогу, знаменовавший его совершеннолетие; около 20 лет обычно женились. Кто была жена Ливия, мы не знаем, но у него было по крайней мере два сына — один умер в детстве, другой известен как автор сочинений по географии; засвидетельствован также зять, муж дочери Ливия (Сенека. Контроверсии X, предисловие, 2).

Около 38 года до нашей эры Ливий переезжает в Рим и примерно с 27 лет погружается целиком в работу над историей Рима от легендарных его начал до своего времени. Авторское заглавие ее не сохранилось; по традиции она называется «История Рима от основания Города» (Ab urbe condita). Работа поглощала Ливия целиком — ни о каких магистратурах, которые бы он занимал, ни о какой деятельности на общественном поприще, столь характерных для авторов исторических сочинений в Риме, ничего не слышно; он был первым в истории римской литературы профессиональным историком. В 14 году н. э. он вернулся в родной Патавий, продолжал работать до последнего вздоха, написал еще 22 раздела своего труда (в Риме они назывались «книгами», libri) и скончался в четвертый год правления императора Тиберия (т. е. в 17 г. н. э.) в возрасте 76 лет.

Труд Тита Ливия изначально состоял из 142 книг и охватывал события в Риме и на фронтах бесчисленных войн, начиная со времен легендарных, предшествовавших основанию города (согласно традиции — в 753), и до 9 года н. э. Свое повествование автор публиковал по мере написания отдельными выпусками, в виде «пенктад» или «декад», т. е. по группам, соответственно, из пяти или десяти книг. До наших дней сохранились три полных декады — первая, третья, четвертая, и первая пенктада пятой (книги 40-45). В сумме они охватывают события «от основания Города» до 293 и с 218 по 167. Есть возможность, однако, судить и о содержании остальных книг, так как почти к каждой из них (за исключением книг 136 и 137) была сделана еще в древности так называемая «периоха» — аннотация, вкратце освещавшая не только основные факты, но и авторскую их оценку. От некоторых не дошедших книг сохранились также более или менее протяженные фрагменты (в русские переводные издания обычно не включаемые). Сочинение Ливия переписывались (чаще всего по декадам) в древности вплоть до 5 века. К копиям именно этого столетия восходят и основные рукописи; они датируются 11 веком. Первоиздание появилось в Риме около 1469 года без книг 33 и 41-45.

В прологе к «Истории Рима от основания Города» Ливий формулирует цель своего труда двояко. С одной стороны она состояла в описании неуклонного упадка Рима и в объяснении причин того, «как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах». Одновременно, однако, историк полагает свою задачу и в том, чтобы «увековечить подвиги главенствующего на земле народа», ибо «не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами».

Передавая событийный материал, Тит Ливий опирается на традицию понтификального летописания. Жрецы-понтифики вели в Риме особые календари, в которых кратко записывали основные события, происшедшие в тот или иной день, или тексты государственных документов, в данный день обнародованных. Постепенно эти записи образовали своеобразную хронику государственной и религиозной жизни Города, так называемую Великую летопись, которая была впервые опубликована целиком в 80 книгах в 123 году.

Свои записи понтифики вели строго хронологически, только называли события, не описывая их, скрупулезно фиксировали списки магистратов, а основное внимание обращали на природные явления, которые можно было истолковать как предсказания воли богов. Именно такими сведениями Ливий, как правило, открывает и завершает почти каждую из сохранившихся книг его труда (хороший пример — 32, 8-9). Они создают надежную канву римской истории, подтвержденную впоследствии многочисленными данными археологии, нумизматики, лингвистики. Ливий был и остается основным источником по событийной истории Рима республиканского периода.

Совокупность событий сама по себе не складывалась в образ «государства великого, благочестивого и богатого добрыми примерами». Для достижения этой второй своей цели Ливий ведет повествование таким образом, чтобы все проявления социальной розни, столетиями раздиравшей римскую общину, представали каждый раз преодоленными, отступившими на задний план перед гражданской солидарностью — главным, по его мнению, источником непобедимости и величия Рима. Примерами могут служить рассказ о героической защите Рима когортой, составленной из выпущенных на время узников долговых тюрем (2, 24), итог бурных конфликтов при обсуждении закона о допущении плебеев к жреческим должностям: «закон был принят при всеобщем одобрении» (10, 9, 2), описание празднеств после победоносного окончания Второй Пунической войны (31,4,6) или народного единения при избрании в курульные эдилы в 214 году до н. э. Корнелия Сципиона (25,2).

Той же цели служат речи, которые Ливий вкладывает в уста своих персонажей. Такого рода речи были обязательны в сочинениях римских историков. В науке нового времени они долго рассматривались как фиктивные. В настоящее время доказано, что в очень многих случаях они восходили к подлинным речам, и роль историка заключалась в стилистической обработке и расстановке акцентов. Это давало Ливию возможность широко использовать их для придания повествованию нужного ему колорита. В сохранившихся 35 книгах содержится 407 речей, во всех 142 книгах их должно было быть, следовательно, примерно 1650, т.е. около 12% текста. В большой степени именно они порождали то впечатление возвышенной обобщенно идеализованной реальности, которое Ливий стремился создать. В качестве примеров можно назвать речь народного трибуна Канулея о допущении браков между патрициями и плебеями (4, 2-5), Фурия Камилла к народу о недопустимости переноса столицы из Рима в Вейи (5, 51-4) или Фабия Максима в сенате против стратегического плана Корнелия Сципиона (28, 40-42).

В основе образа, встающего из сцен народного единения и из речей, —- особые свойства римлян и Рима, которые Ливий считал основополагающими для их истории: гражданская свобода, гарантированная всеобщим подчинением законам; благочестие и верность обрядам, обеспечивающим римской общине покровительство богов; энергия и жизнестойкость, помогающая римлянам никогда не сдаваться и выстоять в любых испытаниях. При описании этих свойств римлян в рассказе Тита Ливия возникает особый тип осмысления, переживания, но и отражения общественной реальности, который носит название культурно-исторического мифа.

Первое из названных выше свойств Рима — единство свободы и подчинения законам — доказывается в тексте Ливия многократно — во введении ко 2 книге, в рассказах о единении патрициев и плебеев (2, 8; 3, 33; 4, 1-4), о подчинении младших по возрасту авторитету старших (26, 22). Возникающий здесь образ законопослушного народа, на этой основе преодолевающего рознь своекорыстных интересов, во многом находился в противоречии с реальностью, пронизанной яростной борьбой социальных групп. Так, бичом римского общества было постоянное расхищение знатью общественного земельного фонда (ager publicus), по замыслу призванного, в частности, обеспечивать участками малоимущих. Ливий об этом знает — см. 2, 41, 2; 4, 51, 6; 6, 5, 3-4, но говорит о подобных фактах мельком, в одной — двух фразах, после которых неизменно следует примирительно-гармонизующее продолжение.

Точно так же обстоит дело с римским благочестием. Ливий бесконечно описывает обряды и жертвоприношения, молебны и знамения, их роль в одержанных победах, благоговейное подчинение им народа и сената, особенно подчеркивая в них нравственный и патриотический элемент. И неизменно игнорирует факты, говорящие о злоупотреблении религиозными обрядами и пророчествами в интересах той или иной правящей клики. Особенно показателен эпизод с Весной Священной в 195-194 до н. э. (34, 44 и след.). Поразительная жизнестойкость и способность, несмотря ни на какие поражения, вновь и вновь начинать войны и никогда в них не сдаваться характеризует римлян на всем протяжении их истории, и Ливий приводит бесчисленный факты, это подтверждающие (5, 32-35; 9, 13; 22, 54 ср. 28, 44 и мн. др.). Он не останавливается, однако, на том, каким чудовищным разрушением производительных сил общества и обнищанием огромных масс из века в век, вплоть до сложения империи, оборачивалось такое упорство римлян. В современной науке эта сторона дела полностью выяснена (см. Toynbee A. Hannibal's Legacy. L., 1965; Brunt P.A. Italian Manpower 225 B.C. -A.D. 14. Oxford, 1971 pp. 127-155; Заборовский Я. Ю. Очерки по истории аграрных отношений в римской республике. Львов, 1985, сс. 33 и след.).

И тем не менее картина, создаваемая Ливием, — не фикция, а особое отражение исторической реальности. Дело в том, что та достигнутая человечеством стадия развития, на которой находились античный мир вообще и Рим в частности, не знала и не могла знать подлинно динамического развития производительных сил. Основой производства здесь оставалась земля, основой мировоззрения — консервативная верность традиции, основой общественной организации — община. На них была ориентирована система ценностей и норм, предполагавшая солидарность и автаркию общины, восприятие ее как сакральной ценности, принесение себя и своих интересов ей в жертву. Это положение постоянно размывалось поступательным ходом исторического развития и, в силу его соответствия объективно заданному состоянию общества, постоянно регенерировалось и корректировало общественную практику.

Исходные постулаты Ливия были исторически верны: консервативная правовая структура и отношение к общинным нормам как к сакральной ценности, противореча ходу развития, постоянно разлагались, исчезали из жизни, — и постоянно сохранялись в ней, образуя особую историческую реальность — римский миф. Создание римской державы отнюдь не было таким гармоническим процессом, каким стремится подчас представить его Ливий, но включение народов древнего мира в орбиту римской цивилизации и римского права в конечном счете было для многих из них спасительно. Нарушение законов было в Риме постоянной практикой, но выросшее из них римское право — одно из высших достижений европейской культуры, которое до сих пор образует основу юридической структуры большинства стран.

Обогащение одних родов за счет других разлагало архаичное (и то весьма проблематичное) имущественное равенство и общинную солидарность, но законы против роскоши принимались в римской республике систематически и сохраняли значение моральной нормы, зафиксированной в хрестоматиях и сборниках примеров, на которых веками воспитывалось римское юношество. Ливий не любил говорить о том, как обогащались полководцы в ходе войн, а наместники за счет ограбления провинций, но бесчисленные театры, базилики, храмы, водопроводы, переполняющие города Римской державы и составлявшие среду обитания миллионов граждан, в эпоху республики были чаще всего даром полководцев и отстраивались за счет их военной добычи.

Рассказанная Титом Ливием эпопея представляет собой образное, — ибо организованное автором, воссоздание — ибо опирается на реальные процессы, особого исторического организма, каким была республика Рима. Она предстала как общество, где человек и государство составляли противоречивое, но единое целое. Отношение к Ливию европейской культуры последующих веков было обусловлено именно таким восприятием его труда. Гуманистически-просветительная и революционно-демократическая, тираноборческая традиция черпали в его «Истории» положительный образ общественного устройства, основанного на гражданской ответственности и свободе в рамках закона; академическая наука 19-20 веков считала его сочинение ненадежным историческим источником, а его самого Ливия — писателем более, нежели историком.